Любовь, похожая на смерть - Страница 43

– Что так? – спросила бабка. – Ты же хотел до снега пожить?

– Я домой звонил: у меня близкий родственник тяжело заболел, – не раздумывая, соврал Абаев. – Придется возвращаться.

– Надо же, – покачала головой старуха, делая вид, что поверила в это нескладное вранье. – Родственник заболел… А я думала: поживешь. Надеялась на тебя.

– Можешь больше не надеяться, – ответил Абаев.

Разумеется, он не стал рассказывать этой старой ведьме, что бандиты и менты наверняка ищут его. И вряд ли успокоятся, пока не найдут. Он это кожей чувствует, звериным нюхом, который словами не объяснить. Пока есть силы, пока боль немного отпустила, надо уезжать, не теряя ни минуты, а не валяться в зловонной конуре. В этом году он заработал сущие гроши, но деньги – это как навоз: то их нету, то их воз. Осень и зиму он пересидит в Баку, а весной снова на заработки. Авось больше повезет.

Бабка разогрела картошку, выставила на стол банку рыбных консервов и бутылку мутной самогонки с бумажной пробкой, торчавшей из горлышка. Выпили за отъезд, добавили еще. И снова выпили, за скорейшее выздоровление Ахмеда. Быстро захмелев, он с трудом добрался до комнаты, лег на кушетку и посмотрел на часы: автобус из поселка отходит в шесть вечера, есть время отдохнуть.

Абаев проснулся в пять часов и, не сдержавшись, застонал. Боль была сильной, она пульсировала, будто по телу проходил электрический разряд, отдавала в грудь и шею, даже в голову. Он через силу встал с кушетки, натянул ботинки, взял палку и легкий чемодан.

Глава 11

Радченко прошагал по безлюдным улицам еще не проснувшегося города два-три квартала. Оказавшись в узком переулке, свернул во двор. Открыв салон черного потрепанного «Ситроена», бросил свою поклажу на заднее сиденье и запустил мотор. Через полчаса он подъехал к дому, где временно разместились Стас и Алла, и поднялся наверх. Еще через десять минут они втроем вышли из подъезда, сели в машину и уехали.

Какое-то время «Ситроен» колесил по городу, бессистемно меняя направления, пока Радченко не убедился, что на хвосте висит зеленая «Хонда Аккорд» с затемненными стеклами, номерной знак московский, начинается с двух восьмерок. Стас, сидевший на переднем пассажирском кресле, поглядывал назад, меланхолично работал челюстями, разжевывая бутерброд с сухой сырокопченой колбасой.

– Значит, Солод знал адрес квартиры, – сказал он. – Видимо, за нами приглядывали с первого дня. И теперь следом катит этот зеленый крокодил. Он, кажется, собирается нас съесть. Или укусить.

– У него еще зубы не выросли, чтобы нас съесть, – усмехнулся Радченко. – А ты, Алла, что думаешь?

– Что тут думать? Бывший муж пустил своих псов по моему следу. Но они нас не достанут.

– Сомневаюсь, что не достанут, – сказал Стас. – На этой таратайке от «Хонды» не оторвемся.

«Ситроен», вырвавшись из города, остановился за Кольцевой дорогой на большом паркинге возле супермаркета. Пассажиры вышли, свернули к магазину. Они бродили из зала в зал, разглядывали товар, шли дальше и снова останавливались. Радченко косил взглядом по сторонам, стараясь вычислить среди покупателей людей, которые за ними наблюдают. Стас остановился перед прилавком с детскими игрушками.

– Вот, рекомендую, – он взял водяной пистолет. – Неплохая вещь в ближнем бою. В ассортименте также есть автоматы, стреляющие мощной водяной струей. Она сбивает противника с ног и причиняет нечеловеческие страдания. Возможен летальный исход.

– Теперь действуем, как договаривались, – Радченко понизил голос. – Разойдемся кто куда. Встречаемся через двадцать минут на другой парковке.

* * *

Начальник службы безопасности Вадим Гурский сидел за рулем зеленой «Хонды», наблюдая, как двое мужчин и женщина вышли из «Ситроена» и пропали за дверями магазина.

– Наша девочка пошла за покупками, – сказал Гурский. Он помолчал, что-то вспоминая, и добавил: – «И медленно пройдя меж пьяными, всегда без спутников, одна…»

– Какими пьяными? – спросил человек, сидевший сзади.

Гурский опустил стекло, выплюнул жвачку и подумал, что самая великая человеческая добродетель – это терпение. В поездке ему потребуется много терпения, целое море. А может быть, океан. В зеркальце он видел другую машину из своей конторы. Темный внедорожник «Ниссан» стоял в заднем ряду, за рулем сидел Паша Пулемет. Лобовое стекло отражало солнечные блики, поэтому пассажиров не было видно.

– Это поэт написал, ну, насчет женщины и пьяных, – терпеливо объяснил Гурский. – Александр Блок, «Стихи о прекрасной даме».

– Ясно. А то я подумал, тут пьяные шатаются…

Рядом с начальником сидел Толик Тузенко по прозвищу Туз, отбарабанивший в охране Солода больше пяти лет. Это был безотказный опытный кадр, всегда соглашавшийся на сверхурочную работу, ночные дежурства и разъезды по стране. Главное, на него можно положиться во всем и быть уверенным, что этот парень не подведет. Кроме того, он хороший спортсмен и отличный стрелок.

При всем том Туз оставался неисправимым нытиком, повернутым на сексуальной теме. Все сослуживцы знали, что его вечно тяготят семейные проблемы: жена ему изменяет с первыми встречными проходимцами, Тузенко отвечает ей тем же. У двух сыновей, школьников младших классов, отец пользуется непререкаемым авторитетом. И почему так, сам черт не разберет.

На заднем сиденье елозил томившийся от безделья Эльдар Камов. Он вечно улыбался, обнажая безукоризненно сделанные вставные зубы, и нахально пялил на собеседников искристые темные глаза, похожие на жирные маслины. Свои зубы он потерял, когда в карточном притоне во время облавы один ретивый мент дважды заехал ему в верхнюю челюсть прикладом автомата. В отличие от Тузенко, Эльдар всегда оставался оптимистом и во всяком никудышном деле умел найти положительные стороны. С эрудицией и чувством юмора у Камова были проблемы.