– Что ж, я готов… Я всегда стоял за правду. Горой стоял. Да… Для меня любая ложь – все равно что предательство. А моя бывшая жена…
– Ладно, помалкивай, – сказал Девяткин. – Авось за умного сойдешь. Значит, на сегодня у нас такая программа. Сейчас сюда поднимутся оперативники, пригласим понятых и проведем обыск. Все фотографии и другие материалы, интересующие следствие, будут изъяты. Потом мы проедем в Главное управление внутренних дел на Петровку, поговорим с тобой. Ответишь на вопросы – и все. Свободен. Только есть у меня нехорошее предчувствие…
– Что такое? – насторожился Кобзев.
– Сдается мне, что недолго ты на свободе погуляешь.
– Это отчего ж такое предчувствие? – голос Кобзева сделался каким-то низким, сиплым, а правая коленка задрожала. – Чего ж так?
– Посмотри внимательно на свои фотографии, – усмехнулся Девяткин. – Вот человек, который беседует с твоей бывшей женой в ресторане и на улице. Ты случайно не знаешь, кто он? Не знаешь. Тогда я скажу: это один из самых опасных людей в Москве. По нашим данным, он имеет прямое отношение к гибели Веры. А работает этот малый на очень крутого гангстера. Богом клянусь, что этот человек и его босс будут готовы заплатить за твои снимки любую цену.
– Заплатить? – тупо переспросил Кобзев.
– Ну, в смысле готовы заплатить, чтобы этих снимков не стало. И чтобы от фотографа, который их сделал, не осталось даже мокрого места. Даже воспоминания. Пока эти парни ничего не знают о фотографиях и о твоем существовании тоже не догадываются. Но как только информация дойдет до них… Короче, я тебе не завидую. Пожалеешь, что на свет появился. Такие невеселые дела.
Кобзев сбросил со стула раскрытый чемодан и сел, потому что теперь начали трястись обе коленки.
Паша Пулемет выслушал короткую инструкцию Гурского, кивнул – мол, все понял. Скинул пиджак, переоделся в серый плащ с глубокими карманами, сел за руль «Ниссана» и, резко развернув машину, пропал за поворотом. Через четверть часа он снова появился, но теперь уже сидел в кабине грузовика «КамАЗ» рядом с водителем, молодым мужиком в матросской тельняшке. Семитонный видавший виды самосвал с желтой кабиной и серым кузовом выпустил из трубы ядовитый выхлоп и остановился в сотне метров от ворот «Прогресса». В зеркало Паша заметил, как Гурский махнул рукой, давая знак к началу работы.
– Ты все понял? – спросил Паша водителя.
– Это хозяйский грузовик, не мой, – ответил водитель. – Меня убьют, если я его покурочу.
– Я тебя раньше убью, чем хозяин, – пообещал Паша. – Гораздо раньше. Ну, все понял? Тогда повтори.
– Высадить железные ворота, – сказал водитель. – Подать машину назад. И новым ударом разломать боксы. Отъехать назад и врезать по дому. Чтобы рассыпался на кирпичи. Только я ни за что не отвечаю. Машина старая, вам лучше другую…
– Ну, с богом. – Паша переложил автомат с магазином в сто патронов с колен на пол, передернул затвор пистолета. – Давай.
Самосвал тронулся с места, подъехал к воротам «Прогресса». Водитель дал задний ход, поставил машину так, чтобы удар переднего стального бампера пришелся точно в середину ворот. Переключил передачу и нажал на педаль газа. Семитонная машина рванулась вперед. Раздался хлопок – это сломались железные петли ворот. Бампер грузовика снес левую створку. Удар оказался такой силы, что воротина согнулась и отлетела в сторону. Правая створка ударилась в дощатую будку, где жил сторож Гарик, снесла переднюю стену и половину перегородки, делившей комнату на две половины. Над просторным двором поднялся столб желтой пыли, которую ветер сносил к дороге…
Хозяин автомастерской Сом последние полчаса просидел у монитора, стараясь понять, что происходит на улице. За все это время он увидел только велосипедиста да старуху с соломенной кошелкой, тащившуюся неизвестно куда. Камера видеонаблюдения, установленная над крышей дома, давала не слишком качественную картинку. Кроме того, она не могла захватить всю панораму улицы, только небольшое пространство дороги перед воротами.
На душе Сома было неспокойно, а в минуты опасности он страдал жутким, каким-то звериным аппетитом. Вытащив из холодильника вареную колбасу, он остро наточенным тесаком отрубил несколько толстых ломтей, бросил их на газету и снова уставился на экран. Ветер гнал по дороге пыль, появился старик с палкой. Остановился прикурить и двинул дальше. Сом взял сырой тяжелый кусок колбасы, на котором отпечатались крупные газетные буквы. Приглядевшись, он прочитал по слогам:
– Мать пре… при.. пришла. Мать пришла, – и добавил от себя: – Господи. Твою мать.
Настроение после чтения почему-то совсем испортилось, Сом глядел, как старуха с кошелкой пошла в другую сторону. Он еще раз позвонил местному авторитету Роме и спросил, когда подъедут его парни. Рома ответил, что люди уже выехали и прибудут с минуты на минуту. Если, конечно, не завернут в кафе «Прибой», чтобы промочить горло.
Сом опустил трубку и стал считать, сколько людей сейчас находится в мастерской. Получалось, пятеро, не считая Гарика. Или шестеро, потому что утром, кажется, пришел механик Саша Гладкий. Или все-таки семеро? Вечером вчерашнего дня подвалил еще один боец с какой-то девкой, которую подцепил возле вокзала. Семеро – это сила. И у всех парней стволы. Сом сказал вслух самому себе, что какой-то залетный псих из Москвы не может причинить ему и братве никакого вреда. Все страхи – это сигаретный дым, который выветрится через форточку за пять минут. Но беспокойство, засевшее в сердце, не отпускало. Надо бы послать на разведку кого-то из парней – пусть посмотрит, что творится на улице, в соседних переулках, и доложит обстановку.