Любовь, похожая на смерть - Страница 3

Радченко подумал, что с дочерью Носкова Аллой они никогда не были близкими друзьями. Просто приятели. Когда-то вместе проводили время в байкерском клубе «Триумф», гоняли на мотоциклах и наслаждались жизнью. А потом Алла вышла замуж и стала появляться в клубе все реже и реже. А потом совсем пропала.

Носков быстро съел порцию салата и, отщипнув кусок картофельного хлеба, вытер им тарелку. Заметив любопытный взгляд гостя, сказал:

– Надо мной смеются, что я, не самый бедный человек в этом городе, тарелки хлебом вытираю. Но пусть с мое поживут. Долгие годы я работал на Крайнем Севере, на Колыме. Руководил самой большой по тем временам артелью. Мыли много золота, а с питанием случались перебои. Бывало, голодали. А рабочие на приисках – ребята крутые. Как на подбор бывшие заключенные – грабители, убийцы… Им человека пришить – что высморкаться. Иногда случалось, что корка хлеба весила больше человеческой жизни. Так-то… Давно я уехал с Севера. А та привычка на всю жизнь сохранилась. Не могу оставить на тарелке ни крошки.

* * *

Темной дождливой ночью строитель Ахмед Абаев возвращался с работы в крошечную комнату, которую он снимал у знакомой старухи. Он шагал по улице в сторону железнодорожной станции и думал о несчастливой судьбе рабочего человека, простого каменщика, у которого на свете нет ничего, кроме двух рук и трудовых мозолей. Если, конечно, не считать отложенные на старость деньги и многочисленную родню.

Так получалось, что девять лет кряду Ахмед вместе с бригадой рабочих каждую весну приезжал из солнечного Азербайджана в Москву. И без труда находил работу по строительной части. Осенью он надевал пиджак, карманы которого были набиты деньгами, и садился в поезд. По возвращении месяц пьянствовал в новом доме у молодой жены, совсем юной девушки, за которую он отвалил добрый калым: трех верблюдов, десяток овец и еще триста долларов деньгами. Немного отдохнув, отправлялся в столичный город Баку, где под одной крышей семейного дома жили средняя и старшая жены и его дети. А в отдельном сарайчике без удобств – старики-родители.

Но два последних года с работой стало туго. Расценки упали, дружная когда-то бригада строителей развалилась. Жены начали ворчать, а дети перестали слушаться. И то хорошо, что в этом году удалось подрядиться простым каменщиком на строительство загородного дома. Правда, заработки невелики, пахать заставляют от зари до зари, без выходных и перекуров. Вот и сегодня после смены пришла машина с грузом, и хозяин не разрешил строителям разойтись, пока не перетаскали все доски под крышу.

Ахмед не замечал дождевых капель, стекавших за воротник рабочей куртки. Он шагал по узкой улице вдоль домов с темными окнами и мечтал об одном: упасть на железную кровать и проспать шесть часов. Завернул за угол дома – и вдруг остановился, едва не споткнувшись о красный зонт, плавающий в луже. Раскрыл рот от изумления. Не веря своим глазам, нагнулся – и разглядел на мокром асфальте молодую женщину, лежавшую на боку. Светлые волосы слиплись в мокрые сосульки, синий короткий плащ распахнут. Платье разошлось на груди, юбка задрана так высоко, что видны загорелые бедра и белая полоска трусиков.

Ахмед, знавший толк в баранах, верблюдах и женщинах, механически отметил, что девица, кажется, натуральная блондинка. Она не красит волосы, как его младшая жена. В Баку блондинку не найдешь днем с огнем. Губы Ахмеда сделались сухими, а сердце забилось часто. Что тут могло произойти? Одно из двух: или женщину сбила машина, выскочившая из подворотни, или она неловко упала, подвернув ногу и сломав высокий каблук. А потом ударилась головой об асфальт. Или пьяная? Он похлопал женщину ладонью по щеке. Та открыла глаза и тихо застонала. Из носа выкатилась и размазалась по щеке капелька крови.

– Такая красивая девушка, – Ахмед огляделся по сторонам, но не увидел ничего, кроме густой пелены дождя. – И вдруг в грязи валяешься. И голая почти. Стыдно так лежать, да… Нехорошо это. Совсем нехорошо. Как свинья, честное слово. Ничего, я помогу… Хорошо, никто не видел. Ничего… Я помогу…

Ахмед подобрал сумочку на длинном ремешке и сунул ее под куртку, успев подумать, что документы, если они там, уже наверняка промокли. Низко наклонившись, подхватил девушку крепкими рабочими руками, оторвал от земли и, затащив свою ношу в подворотню, положил тело на сухой асфальт.

* * *

Радченко ел трюфели в белом соусе, запивая горячую закуску полусладким трехлетним бордо. И думал, что демонстрирует хозяину стола плохой вкус. Это блюдо положено употреблять с сухим белым вином. Он поглядывал на темную танцовщицу за стеклом витрины. Переводил взгляд на Носкова: тот уже успел проглотить половину огромного стейка с жареной картошкой. Наконец отложил нож и вилку, посмотрел на часы, сказал:

– Бежит время… Ну, буду краток. Суть поручения ты уже знаешь. Моя дочь сейчас разводится со своим мужем Леонидом Солодом. Это бизнесмен, который значительно старше ее. Впрочем… Не хочу о нем говорить. Досье на Солода тебе принесут. Разделом имущества занимаются другие юристы. А тебя бы я попросил присмотреть за Аллой, когда она вернется в Москву. Не оставляй ее в трудную минуту. Помоги советом и вообще… Будь рядом. Она живет отдельно от мужа, в своей московской квартире. Последнее время друзей у нее почти не осталось – так хотел Солод. Сейчас ей нужен человек, на которого можно положиться. Ты давно с ней виделся?

– За последние пару лет – всего однажды, – ответил Радченко. – Мы пообедали в кафе. Она расспрашивала меня о работе. О себе сказала, что у нее очень ревнивый муж. И что она увлеклась восточной медициной. Помогает одному вьетнамскому лекарю открыть практику в Москве.